Принцесса-чудовище - Страница 72

Шаги стихли в отдалении. Потом кто-то прошел обратно. Герцогиня не сразу расслабилась, еще слушала некоторое время тишину, успокоившись, неслышно подлетела к дочери:

– Шарлотта, будь осторожна, когда станешь выходить.

– Что происходит? Кого вы боитесь?

– По дороге расскажу. Собирайся, у нас мало времени.

Она направилась к двери, но Шарлотта пробежала вперед, перекрыв матери выход, шепотом попросила:

– Отвезите меня к Уваровым.

– Не могу. К ним обязательно приедет полиция.

– Но Мишель мой жених, он не даст меня в обиду.

– Детка…

Герцогиня тяжело вздохнула. Не время вести беседы на темы морали и ответственности. Она винила себя, что недостаточно проявляла выдержки и заботы, плохо занималась воспитанием дочери, мало дала ей любви, не научила стойкости. Не учла появления Уварова или другого мужчины, к которому потянется дочь, повзрослев. Шарлотта хотела получить от Уварова сполна то, что недополучила от окружающих. Тут не подействуют попреки и увещевания, выход один: обмануть и увезти. После герцогиня использует все средства, чтобы облегчить ей потери. А они будут!

– Напиши графу письмо, я передам, – схитрила она. – Ты уезжаешь ненадолго, скоро вернешься, о том и напиши. Мне пора, я должна подготовиться и разбудить Никифора. Выйдешь из дома, иди прямо к воротам. Карета будет без огней. И вот, держи… Через час мы должны уехать. А сейчас запрись, крепко запрись.

Мать отдала ей часики, затем метнулась к двери, приложила ухо к щели, после выскользнула в коридор.

Шарлотта застыла. Что-то произошло в доме пугающее, отчего он стал чужим. Чужой стала и комната, где она провела всю свою жизнь. Предчувствие неизбежности, за которой придет новое несчастье, стискивало грудь. Шарлотта несколько раз тряхнула головой, отгоняя страх, и думала, что взять с собой. Не выезжая никуда, она не знала, какие вещи являются предметами первой необходимости, а какие вовсе не нужны. Открыла шкаф. Створки заскрипели, Шарлотта инстинктивно втянула голову в плечи. Но тишина в доме была ответом: все спят, не слышат. Шарлотта уложила на кровать два платья, две смены белья, не забыла туфли. Что еще? Взяла расческу и зеркало. Теперь все, ведь прятаться предстояло недолго. Связав концы покрывала, девушка села за письмо. Стрелки часов стремительно передвигались. Много мыслей, да разве их уложишь на бумагу? Когда было без пяти минут три, она черканула: «Мишенька, мать решила меня спрятать ненадолго. Я думаю о вас, мое слово в силе. Шарлотта».

Спрятав сложенный лист на груди, она взяла узел, задула лампу и, как мать, припала ухом к двери. Тихо. Скользя на цыпочках, Шарлотта вылетела во двор, на воздух, где задышала свободней. И ветер был родным, освобождал от неприятных ощущений, которым она не могла дать объяснения в доме. К воротам девушка бежала, оглядываясь, в такой темноте, будто настала слепота. По храпу лошадей определила, где стоит карета, вскоре различила ее очертания.

– Матушка… – позвала она, остановившись.

Мать не откликнулась. Шарлотта нащупала ручку дверцы, открыла и вошла внутрь. В кромешной темноте она коснулась рукой юбок матери, упала на сиденье рядом и спросила:

– Нас повезет Никифор?

Мать молчала.

– Матушка… пора ехать…

Ни звука. Наверное, уснула. Шарлотта бросила узел на противоположное сиденье и, не желая испугать мать, тронула ее руками. Та была вялая, расслабленная, повалилась на дочь, придавив ее неестественно тяжелым телом. Напрягшись, Шарлотта вернула ее в прежнее положение…

Внезапно пришло осознание одинокости и безжизненности, будто карета являлась маленьким островком в огромном и пустом океане тьмы, где никого не осталось, нет ни земли, ни неба, только ветер ищет блуждающие души, чтобы растерзать их. Шарлотта не смела шелохнуться, боялась, как бы ветер не нашел ее и не унес далеко от матери, с которой не так страшно. А он нескончаемо завывал, налетая на карету, отчего она скрипела и пошатывалась, словно вот-вот кубарем покатится в неизвестность. Шарлотта сжимала пальцы матери, надеясь на ее защиту, одновременно понимая, что защиты ждать неоткуда. Как же раньше она не оценила, что жила под защитой той, которую иногда ненавидела, иногда любила, но которой никогда не говорила о своих чувствах? Лишь сейчас, не зная, что случилось, но ощущая несчастье, Шарлотта поняла свою связь с матерью, однако поздно.

О карету что-то ударилось. Девушка не испугалась, а повернула голову на звук, готовясь встретиться с чудовищем, имя которому смерть. Да, подумала о смерти, и что пришла она за нею. В доме было страшно, потому что Шарлотта думала о спасении, но от смерти не спасешься. За каретой кто-то ходил. Ходил неторопливо, касаясь руками стенок. Дверца распахнулась, по очертаниям Шарлотта угадала – мужчина. Своего голоса она не узнала:

– Кто здесь?

Нелепое мычание в ответ. Девушка всматривалась в фигуру, которая была крупной и вроде бы знакомой. Мужчина дотронулся до нее. Почувствовав тепло руки – значит, это не смерть! – Шарлотта схватилась за нее, вышла. Перед нею стоял Никифор, странно шатаясь.

– Никифор, огня… – жестами и словами объясняла она.

Тот принес фонарь, поставив его внутрь кареты, чиркнул спичкой и поджег фитилек. Огонек разгорался, и все отчетливей в светлеющем пространстве проступала фигура матери, ее опустошенные глаза.

– Мама… – шевельнула губами Шарлотта, постигая безвозвратную потерю.

Марго нежилась в постели, слушая бушующую стихию за окном. Ее мысли возвращались к упрямой герцогине и убийце, но, сидя у брата в имении, нельзя распознать, кто убивал. Марго приняла меры: сторожевые собаки бегали всю ночь по усадьбе, гончих псов вывели из псарни и привязали в разных местах, убийце не пройти. Вдруг к ней влетел брат, протянул лист: